Танцы мужчин - Страница 6

- Он сам.

Мальбейер вытянул шею, словно прислушиваясь к эху.

- Он сам. Он. Сам, - Сел. Задумался. - Трудно. Трудно поверить, дорогой Сентаури. Зачем же он вам это сказал? Ведь он должен понимать, что... Неписаный закон - самый строгий. Близкие родственники... Да-а-а. Он, наверное, очень вам доверяет.

Сентаури повел головой, будто проглотил что-то колючее.

- Вы поймите, не в том же дело, доверяет он мне или нет. Ведь этот закон, ну, о родственниках, он не просто так, ведь сколько случаев было, я, в конце концов, не имею права скрывать, это мой прямой долг, и не подумайте, что мне так уж приятно такое докладывать. Я понимаю, я как доносчик выгляжу, но ведь нельзя же иначе, иначе ничего не получится!

Мальбейер прервал его, всплеснув в восторге руками:

- Это верно, да, это так верно, дорогой мой Сентаури! Не донос, но разумное предупреждение. Да! Слишком многих мы теряем, слишком многое зависит от нашей надежности, и тут уж - да! - и тут уж не до обычной морали! Подумать только. Дайра-герой!

Все это произносилось с пафосом почти натуральным, но Сентаури еле сдерживался, чтобы не поморщиться. Мальбейер между тем напряженно думал. Сентаури донес о сыне Дайры. Очень чуткий ко всякого рода стечениям обстоятельств, Мальбейер понимал, что отсюда можно извлечь какую-нибудь замысловатую комбинацию.

В самый разгар риторических упражнений Мальбейер внезапно осекся и с отцовской, всепонимающей хитринкой поглядел на Сентаури.

- Но с другой стороны, - продолжил он совсем уже другим тоном, - есть и более оптимистичная точка зрения. Сколько лет сыну?

- Двенадцать лет ему, - ответил скаф.

- Вот видите, двенадцать лет. А за это время Дайра ни разу не сорвался, не дал повода и даже наоборот - стал лучшим из лучших. Так что его надо, разумеется, держать под контролем, но выводов! Выводов никаких. Ведь еще никак не проявилось, что у него близкий родственник.

- В том-то и дело, что проявилось. Сегодня он ушел с дежурства, оставил пост, чтобы проводить сына на аэродром.

- А что, сын разве у него живет? - вскинулся Мальбейер. - Странно.

- Нет, не у него. В интернате. У Дайры жена когда-то погибла от импато. Он сюда на каникулы приезжает.

- Так-так, - сказал Мальбейер и подумал: "Так-так".

Комбинации складывались и рассыпались мгновенно, не хватало каких-то деталей и сильно мешало присутствие Сентаури.

- Знаете, что мы с вами решим, дорогой друг. Мы все-таки не будем никому сообщать. Но сами с него глаз не спустим. Ведь дело-то серьезное!

- Ну, а я-то о чем толкую! - истово подтвердил скаф.

- И как только заметите самую мельчайшую малость - сразу ко мне. Ведь тут какая ситуация складывается, - продолжал Мальбейер задушевно-доверительным тоном. - Может быть, вы не знаете, но Дайру прочат на место Коркады-баль. Сейчас ясно, что допустить такое нельзя - слишком опасно. Близкий родственник обязательно всплывет, ведь там проверка - так уж проверка. Тогда ему придется уйти из скафов, а ведь вы знаете, как трудно бывшие скафы приспосабливаются к обычной жизни. Сколько горя это ему принесет! Мы с вами сделаем вот что. Мы создадим ему соперника. И знаете, кого?

- Кого? - завороженно сказал Сентаури.

- Вас.

- А?

- Именно вас, дорогой мой Сентаури! Ведь вы ничем не хуже, разве что позднее пришли к нам. И если вы будете держать и меня в курсе событий, то я замолвлю словечко, а... наш дорогой Дайра, и к своему счастью, отойдет на второй план. Не займет опасного места и ничем не испортит репутации.

Пока Мальбейер говорил, Сентаури медленно багровел. Глаза его выпучились, челюсть выдвинулась вперед.

- Это что же - вроде платы за донос, так, что ли?

- Нужно ведь как-то оплатить ваше моральное потрясение, - игриво ломаясь, засюсюкал Мальбейер.

- Я?! Оплатить?! Да как вы смеете, Мальбейер?

- Друг Мальбейер. Друг Мальбейер, мой дорогой.

- Друг Мальбейер. Я пришел, потому что нельзя иначе, а вы мне взятку?

- Оччень хорошо, оччень хорошо, мой дорогой, мой милый, мой честный Сентаури. Ничего другого от вас я и не ожидал. - Мальбейер моментально перестроился, стал строгим и неподкупным. Теперь Сентаури мешал ему думать. - Будем считать, что мы не поняли друг друга, и простим незадачливому грандкапитану его попытку проверить порядочность подчиненного. Очень вас ценю и верю теперь до самых глубин... до самых глубин! Вы скаф, то есть человек высочайшей ответственности, для вас не должно существовать друзей, близких родственников, начальства - только святой долг. Вот ваша точка опоры, единственная, заметьте! И пусть никто больше не знает о нашем разговоре, самое главное, пусть Дайра не подозревает, пусть он будет спокоен, пусть думает, что вы ему преданы, ведь он тоже предан, согласитесь, что предан - предан и вам, и остальным своим коллегам, и делу... не будем его огорчать. А теперь - кру-угом, мой дорогой друг, кругом, вот так. Прощайте. И выполняйте свой долг!

Скаф, смутно чувствуя, что его оскорбили, повернулся к дверям. Мальбейер проводил его взглядом генерала, только что вручившего орден: он стоял перед столом, гордо выпятив грудь, одна рука заложена за спину, другая - кулаком на бедре.

ХАЯНИ

Между тем начинался день. Тишину стали прорезать еле слышные телефонные вызовы, то тут, то там завывали лифты, кто-то, покашливая, мягко шел по коридору. Возник насморочный курьер с пухлым синим пакетом службы информации. Мальбейер по своему обыкновению рассыпался перед курьером в любезностях, замахал руками (Я вам верю! Не буду и проверять!), но отпустил только после того, как пересчитал и сверил документы с сопроводительным списком. Срочные подписи он оставил на после обеда, так как по опыту знал - это самое тихое время в Управлении, а летом и по всему городу. Жарко, подумал он и взглянул в окно. Среди крыш уже горбатилось необычно яркое солнце. И тогда он сказал: